В первой экспедиции на Эверест не знали точного расположения горы

Эверест признали высочайшей точкой планеты уже в 1853 году. А золотой век альпинизма, по крайней мере, в Альпах, начался в середине 1860-х. Так почему же понадобилось почти 70 лет, до 1921 года, до первых известных попыток подняться на него?

Если кратко, предыстория Эвереста включает Большую игру, известную также под названием Война теней - геополитическое противостояние Британской и Российской империй за господство в Центральной Азии, приведшее к вторжению британской армии в Тибет в 1904 году в ответ на слухи о русских в Лхасе. Тибет находился слишком близко к владениям британцев в Индии, чтобы терпеть присутствие россиян в этой стране, реальное или воображаемое. (К своему замешательству британцы не нашли следы россиян, кроме трех российских винтовок.) Только 17 лет спустя после вторжения правительство Тибета, на тот момент полностью независимое от Китая, наконец, разрешило Британии отправить экспедицию на Эверест... конечно в том случае, если они смогут его найти.

The Hunt for Mount Everest - это захватывающая история об экспедиции 1921 года, возглавляемой полковником Чарльзом Ховард-Бери с в последствии знаменитым Джорджем Мэллори и превосходным и почти забытым химиком Александром Келласом в составе.

"Когда компания из девяти британцев и неизвестного числа портеров, проводников и мулов, покинула Дарджилинг и отправилась к подножию Гималаев в апреле 1921 года, они даже не были уверены в том, что Эверест находится там, где по слухам он должен был находиться. Ни один известный исследователь не приближался к горе меньше, чем на 40 миль".

Этот отрывок из книги Крейг Сторти The Hunt for Mount Everest описывает труднодоступность подхода к Эвересту для британской экспедиции 1921 года. В то время Непал был закрыт для путешественников-британцев, поэтому экспедиция двигалась через Сикким, штат на северо-востоке Индии, а затем, соответственно, через Тибет.

На протяжении первых двух недель движения на север через Сикким они активно сражались со стихиями, а настроение менялось от полного изнурения до оживления. К стихиям, чье действие усиливалось муссонами, относились: жара, дожди и, конечно же, худший враг экспедиции, пришедший вместе с дождями - грязь. Если говорить о жаре, то долина Тиста была вся укрыта тропическим лесом, безжалостно влажным и угнетающим, с настолько густой кроной, что во время их спуска по реке они ни единого раза не видели ни солнца, ни неба. И Ховард-Бери, и Уиллер отмечали потрясающих бабочек, которыми славилась эта долина: "они заставляли нас забыть о том, что мы промокли до нитки от собственного пота". Если бы не комары и пиявки, можно было бы раздеться почти до гола.

Нельзя сказать, что они не знали заранее о дождях, но он шел практически без остановки. Часто за день выпадало больше дюйма осадков. Люди привыкли быть все время мокрыми и с нетерпением ждали вечера, когда можно было, наконец, укрыться в бунгало. По ночам ливни обычно не прекращались. "Эта земля великолепных пейзажей обладает одним недостатком - погодой", - замечал один из первых британских путешественников в долину Тиста.

"Путешественникам действительно приходилось преодолевать значительные трудности. Туман и дождь превосходили все возможности описания. Приходится идти мокрым, распаковывать палатку под дождем и мокрым ложиться спать, собираться вновь мокрым и так часами и целыми днями жить во всем мокром...! Можно заметить, что Сикким процветает в этом климате, исключительно благоприятном для растительности, но особенно суровом к человеку".

Можно идти, потея, и можно продолжать идти, невзирая на то, что промок до нитки, но когда тропа превращается в грязь, ходьба превращается в акробатику, падения и скольжение. В некоторых местах тропы Лхасы укрывали гладкие камни как раз для предотвращения подобного болота, но в других местах не было ничего, кроме пыли, которую муссонные потоки превращали в грязевые реки в считанные минуты. "Лучшее описание, которое я могу дать этому месту на тот момент, когда мы там находились, - пишет Дуглас Фрешфилд о своем путешествии через долину Тиста за несколько лет до экспедиции 1921 года, - это вся земля приходит в движение. Вся поверхность горы в той или иной мере находилась в движении; грязь соскальзывала и сочилась потоками, ворочая и переворачивая камни, что было крайне неприятно и довольно опасно..."

Еще одну сложность представляли знаменитые пиявки в низинах долины Тиста, о которых не забыл упомянуть ни один путешественник, оказавшийся в тех местах. Геодезист Уиллер называл их "мерзкими мелкими тварями толщиной со спичку и длиной около двух сантиметров, они тысячами сидели на камнях, раскачивались при вашем появлении и пролезали сквозь отверстия для шнурков на ботинках". Признанный ботаник д-р Джозеф Хукер столкнулся с "легионами пиявок" на своем пути через долину. "Укус этих кровопийц не причиняет боли, но приводит к значительному кровоизлиянию. Они прокусывают самые толстые чулки и даже штаны, а когда они наполняются, то скатываются в виде мягкого мячика на дно ботинка..." В этом отношении Ховард-Бери больше беспокоился о мулах. Пиявки сидели на "большинстве камней и в траве возле тропы... ожидая свою кровавую добычу, и впиваясь в любого проходящего мула или человека. Животные жестоко страдали, и на камнях стали часто появляться капли крови, вытекавшей из их ран".

Разделенный многочисленными хребтами, ориентированными с востока на запад, штат Сикким представлял собой ту еще преграду. Почти каждый день они сбрасывали по высоте 500-1000 метров только за тем, чтобы сразу же их набрать. "Мы полностью промокли и пытаемся дойти до Ронгли, - написал Ховард-Бери об их третьем дне путешествия. - Расстояние составляет всего 12 миль, но оно включает также очень крутой спуск на 1000 метров в долину, за которым следует подъем на 1000 метров на следующий хребет, а затем еще один спуск на 500 метров к... бунгало".

Краткие записи из дневника Гая Буллока раскрывают эту историю:

20 мая. Прибыли в Калимпонг (4100 футов), пересекли мост Тиста (710 футов). Все утро шел сильный дождь.

21 мая. Постепенный подъем до 9400 футов и спуск до 4800 футов в Педонг.

Воскресенье 22 мая. От Педонга до Ари. Крутой спуск по мощеной дороге от Педонга и почти такой же крутой до Ари, который находится на 2000-3000 футов ниже дороги. Вышли в 8:25, были внизу долины в 9:45. Достигли начала тропы и шли два часа в стабильном темпе, 3000 футов.

Вторник 24 мая. От Ари до Падамхена 6500 футов. Приятный спуск до Ронгли. Оттуда вдоль долины до Падамхена. Крутой подъем последние 2000 футов после пересечения ручья.

Среда 25 мая. К Гнатонгу (12000) 9 миль пути. Крутой подъем около 4000 футов.

Четверг 26 мая. От Гнатонга до Купупа, 5 миль, 12000 футов. Сильный шторм и дождь всю ночь.

Необходимость постоянно прилагать усилия и столь сложные условия, включая жару, дожди, пиявок и камни, катящиеся в потоках грязи, были не в новинку всем участникам экспедиции, кроме Мэллори и Баллока, ранее никогда не бывавших в тропических лесах. Но то, что не было предвидено заранее и потенциально могло представлять серьезную угрозу - это полный и почти немедленный выход из строя всей когорты правительственных мулов. Проще говоря, низкогорные мулы, привычные к намного более равнинной местности, были абсолютно не приспособлены для высоты, жары и крутых склонов Сиккима, и они начали сдавать в первый же день. В некоторых местах склоны, по словам участников, были такими же крутыми, как и стены домов. "Когда вы нагружаете 70 кг (или больше) на спину мула, - писал Мэллори, - и просите его идти, ему это не нравится". На шестой день Ховард-Бэри приказал отправить всех мулов назад в Дарджилинг. И после этого экспедиция пользовалась комбинацией тибетских мулов, пони, волов, таков, зохов (гибридов яков и коров) и ослов, в зависимости от того, что было доступно на месте.

Если истощение и фрустрация были одной из главных тем первых нескольких дней, оживление было другой, и его причина была всего одна: красочная флора долин и склонов Сиккима. В низине вдоль речки Тиста приходилось пробираться сквозь невероятно богатые разнообразием тропические леса с 200-ми разновидностями папоротников, где "за каждый дюйм почвы идет борьба между цветами и кустарниками... а каждую раздвоенную или полую ветвь захватывают паразитические папоротники и орхидеи". Тропы тут настолько заросли, что были часто едва проходимыми, бархатный ковер из мхов, лиан, лотоса, перечных лиан, примул, каладиумов, колаказии, вьюнков и бегоний укрывали каждый камень. Над головами возвышался альков тропического леса, состоящий из пальм, панданов, зарослей бамбука, банановых пальм, салов, терминалий, гигантских древовидных папоротников и апельсиновых деревьев.

"Чудесные леса Сиккима по праву завоевали себе славу", - записал один из очевидцев.

"Древовидные папоротники вырастали буквально до размеров деревьев, а сами деревья поднимались на высоту до 50 метров. У одних стволы были гладкие, тогда как другие были покрыты толстой, похожей на шерсть белой массой [цветов]. Лианы самых разных видов сплетались вместе, переползали с ветки на ветки, скручивались клубками, а затем снова вытягивались, свисая тут и там вокруг цветочных фестонов, или спадали до земли как веревки. Растительность была настолько плотной, что образовывала естественный свод, внутри которого все скрывалось в полусумраке, который казался еще более жутким из-за дымки влажности, делавшей все объекты размытыми и скрадывающей расстояния, превращая весь в лес мокрую и вонючую массу растительности".

И повсюду были орхидеи - более 450 разновидностей - большая часть из семейств Coelogene, Dendrobium и Cymbidium - розовато-лиловые, белые, желтые, розовые, алые, растущие на подстилке леса, вытекающие из развилок деревьев, взбирающиеся верх по лианам и стелящимся мхам, или торчащие из-под папоротников, часто с цветками размером с полметра. Здесь также были фиолетовые ирисы, белые розы, алые гибискусы и гималайские голубые маки. "Это был день цветов, - писал Мэллори Рут 24-го мая. - Не хватит никаких слов их описать... мне хочется плакать от мысли, что я ничего или почти ничего не смогу тебе передать".

Источник 

Перевод: Анна Шляхова